29.102021  01:45

В жизни, как в театре, есть главные исполнители и другие. Вот этих других считают за Никто: их игнорируют, не замечают, но если Никто исчезнет, то исполнитель главной роли сам превратится в Ничто. Как тут не вспомнить «Попрыгунью» Чехова? Именно благодаря дымовым земля вертится и позволяет другим вертеться, чувствуя себя "величиной."

Я –чайка. Нет, я –чайка.

Существует досужее мнение о том, что в моноспектакле актёр предстаёт перед публикой в крупном плане. Позвольте, крупный план даже в переносном смысле не имеет отношения к театру. Понятно, что имеется в виду то,что актёру негде скрыться и...сможет ли он заполнить сцену или нет, а такое под силу только крупному актёру.

Обычно на моноспектаклях актёры предпочитают маленькие залы и чтобы сцена была неотделима от зала, дабы таким образом иметь в партнёрах самих зрителей. Крупному же актёру, наоборот, нужно расстояние между сценой и залом. На своём веку я повидала актёров, которые могли заполнить зал – Мгера Мкртчяна и Хорена Абрамяна, да ещё Соса Саркисяна – в жизни, где бы он ни находился.

"В театре я люблю расстояние, которое отделяет нас от зрителя",- говорит актриса театра и кино Ада Роговцева. А Вия Артмане как-то сказала: "Простите меня за то, что выбрали меня". Ибо каждому хочется побывать в главной роли. Профессиональная амбициозность актёра с великолепной беспощадностью раскрылась в моноспектакле А.Казанчяна «Я - чайка», т.е. актриса- это я (Аркадина), а не Заречная. В пьесе «Чайка», по выражению самого Чехова, "пять пудов любви": учитель Медведенко любит Машу, Маша- Треплева, Треплев – Нину, Нина – Тригорина...Смех да и только – ни одна любовь не взаимна, может, потому Чехов назвал пьесу комедией? Несмотря на суицид. И вот в моноспектакле  Казанчяна мы погружаемся в постсуицидальную атмосферу. Жизнь после смерти. Жутко должно быть. Мать потеряла сына. Но ничего этого нет. Есть только одна любовь, доведённая до болезненного состояния. Эта болезнь- театромания, любовь к сцене, которая затмила всех и вся. Смерть может быть только на сцене, куда будут сыпаться цветы. И будут греметь аплодисменты.

В прошлом году на девятый фестиваль «Арммоно» прибыл Геннадий Хазанов, и, когда разговор зашёл об актёрской профессии, он признался, что у него произошла серьёзная переоценка ценностей: "Актёры не отдают себе отчёта, что они ничем не лучше хирурга, который спасает жизнь человеку". И добавил, что актёрская профессия  - это заболевание, патологическое отклонение от нормы: "Что происходит с женщиной, когда она взбирается на Олимп? Груз, который  несёт на себе актёр,- это тяжелейший сгусток амбиций". Итак, все хотят быть в главной роли, а для этого нужны актёры на вторых ролях, но амбиции и у тех и у других одинаковые. Эта сложная тема легла в основу двух моноспектаклей.

Никто и Ничто

Нарек Нерсесян в моноигре «Люсьен Люк»  передал муки аккомпаниатора, разделявшего с певицей страх перед концертом, но не аплодисменты и гонорар (в жизни я знаю замечательного аккомпаниатора, который так разочарован своей незаметной ролью, что вдохновляется, только аккомпанируя  бездарному певцу, потому что в этом случае обращают внимание на него).

Вслед за Нареком в той же роли мы увидели Ирину Евдокимову в моноспектакле «Никто». Она сыграла аккомпаниаторшу, которая лишена была каких-либо чувств, поскольку сопровождала певицу и именно последней доставались любовь, Париж... Из всех чувств Никто доступна была лишь зависть, а этого чувства оказалось недостаточно, чтоб отреагировать на смерть матери. В основе «Никто» – повесть Нины Берберовой «Аккомпаниаторша». Написав эту повесть, автор поправила своё материальное положение, переиздавая её множество раз. Произведение ей так удалось, потому что эмигрантке и жене при муже Ходасевиче близко было ощущение Никто, однако есть разница между Никто и Ничто. Можно быть известным и занимать высокое положение  в обществе, в то же самое время быть ничтожеством (слово это происходит именно от "ничто"), и можно быть непризнанным талантом, но от никто никак не образуется "никтожество". Что касается Ирины , исполнившей аккомпаниаторшу Никто, можно сказать, что она представляет тип актрисы, воплощающей не любовь Аркадиной к сцене («Я – чайка»), а любовь Нины Заречной к труду на сцене («Чайка»).

Хотелось бы отметить общий недостаток большинства местных участников фестиваля. Они все какие-то скованные, нецелованные. Что я имею в виду? В разных языках по-разному объясняют слово "поцелуй". В армянском языке оно означает попробовать аромат или обменяться ароматами, дыханием, сущностью, наконец. В китайском языке вообще нет такого слова. Мне нравится русское значение этого слова, которое, наверное, имеет тот же смысл, что и в армянском, но как следствие. Почему нужно обмениваться дыханием? Буквально – чтобы стать целым! Вспомним «Повесть о Сонечке» Цветаевой: "Не поцелуй я его, я бы уже никогда не посмела играть Джульетту". Вот.    

Трудно, очень трудно играть в моноспектакле. Времена крупных актёров прошли, потому что они воплощали не просто самих себя, а несли на плечах своих достижения театра, имеющего вековые традиции. И низкий поклон всем тем, кто решается на профессиональный подвиг – сыграть главную, но единственную роль без участия второстепенных персонажей.

Таланты и поклонники

Жанр моноспектакля является в какой-то мере  панацеей от болезни под названием "актёрство". Часто не видишь ничего, кроме амбиций, поэтому сегодня, говоря "искусство требует жертв", имеешь в виду не только и не столько творцов и исполнителей, сколько самого зрителя. За 9 лет существования «Арммоно» особенно запомнилась Анна Скубик из Польши, актриса и кукловод, чья кукла воплощала саму Марлен Дитрих, которой удалось испытать великие радости профессии актёра. Жаль только,что радости эти остались в прошлом и от посторонних глаз пришлось утаивать дожившую до глубокой старости Марлен.

Источник материала Голос Армении, 28. 02. 2012

ЦОВИНАР Локмагёзян